Житие преподобного Александра, игумена Ошевенского

О родителях блаженного отрока Алексия. Я хочу написать жи­тие преподобного отца нашего Александра, которому прозвание — Ошевен. Ведь вы, отцы блаженные, воистину преблаженные, понудили меня грешного и недос­тойного невежду. Но выше моих сил это дело, ибо препятствует недостоинство мое и слабость ума моего, не могу осмелиться, и рассказывать стыжусь.

А пройти молчанием мне горько, я боюсь ослушания и не могу утаить слова. Ибо любовь к святому и желание поведать чудеса его жжет, как огонь, внутрен­ности мои. Но умоляю вас, честный собор, христоименитое стадо, богоизбранное собрание, святое ополчение: если вы хотите узнать и разумно услышать, прежде помолитесь обо мне, чтобы дано мне было слово от Бога, чтобы я с помощью Божией и в надежде на молитвы преподобного мог рассказать, что вы желаете.

Добро же есть, отцы святые и братия боголюбезные и чада возлюбленные о Христе, прежде поведать о сем блаженном отроке, из какой он был области и от кого родился: от области славного города Бела озера, находящегося в стране северной. Есть там озеро, называемое Вещеозеро. Верст около шестидесяти от города того есть село, также называемое Вещеозерским. Там жил некий человек, именем Никифор, по прозванью Ошевен. Тот Никифор был человек мужест­венный и известный в стране той; не был он вельможею, не отличался высоким саном, но был славен своею добродетельною жизнью. Был он земледе­лец, благочестивый, богобоязненный и весьма нищелюбивый. Сиял добродете­лями и творил много добра всеми силами, более же всего был украшен добронравием, беззлобием и правдивостью, милостью и кротостью. Молитвою и постом угождал Богу. Избрал он себе в жены подобную себе, именем Фотинию, и сочетался с ней законным браком. Во всяком добронравии следовала она мужу своему. Так во благочинии и чистоте, в смирении любви жили они безмятежно.

И родились у них сыновья и дочери. Просветив их Божественным крещением и научив добронравию, радовались они о Господе. Затем прошло несколько лет, и не родилось у них еще детища. Оба они грустили и весьма сожалели
об этом, и были души их погружены в великую жалость и уныние. И за то муж укорял и оскорблял блаженную Фотинию, говоря: «Есть в тебе, женщина, какой-то порок или грех!» Верная и благонравная супруга, по своему смирению, ничего не отвечала на упреки, но только от жалости и умиления проливала слезы. Видя, как унывает и печа­лится его супруга, Никифор перестал говорить ей об этом. Фотиния же, чувствуя, что муж ее, снедаемый горем, теряет душевную бодрость, отвергла от себя всякую печаль, возложила надежду на Бога и Пречис­тую Его Матерь и, избрав благополучное время, пошла в соседний монастырь. Войдя в церковь Пресвятой Богородицы, во имя честного Ее Успения, Фотиния пробыла там долгое время, молясь о даровании сына.

Так поступила Фотиния не один раз, не дважды, но много раз. Однажды при­шла она в церковь и, став на месте, где всегда обычно молилась, воздела руки кверху и, воззрев на образ Пречистой, горько стеная и умильно плача, сказала: «О всемилостивая Госпожа, Владычица Богородица! Нет у меня иной надежды, кроме как на Тебя, Госпожа Богородица: никто не уходит от Тебя пос­рамленным, но просит и получает; и ныне, Госпожа, сотвори мне знамение во благо и исполни просьбу нашу. Тебя же ублажают все роды и все века, аминь».

Пала она ниц на землю и от великого плача и рыдания пришла как бы в ис­ступление ума, или впала как бы в сон. Вдруг увидела она великое сияние и в свете том Жену некую, светлообразную, на лицо Которой невозможно смот­реть, как на лучи солнечные. Была Она облечена в багряную ризу и Ей сопутствовало много святых мужей в белых ризах. И еще увидела женщина стар­ца светолепного, украшенного сединами. Указывая на старца, светлообразная Жена сказала: «Веселитесь ныне, добрые супруги! Ибо по прошению вашему, мо­литвами старца сего, подаст вам Бог сына знаменитого», — и назвала старца Ки­риллом. «Сим отроком прославится имя Господне, и Бог прославит его, и многие через него спасение получат».

Поднявшись с земли, Фотиния не могла сказать ни слова от радости и ужаса и не поняла случившегося в то время. Потом начала она воздерживаться от зачатия детища, отлучилась от законной любви и от ложа, отдельно и
в чис­тоте тела желая себя сохранить до конца своей жизни.

«Благ Господь всем призывающим Его и молитвы их услышит» (Пс. 144, 18—19). И услышал Господь моление их, как и прочих праведников, ибо сказано в некоем писании: лишь только человек возведет свои мысли к Богу с верою, вселится Бог в сердце его и, сияя, как солнце, просветит ум его и житие све­том разума.

Спустя некоторое время родился у супругов младенец и нарекли ему имя Алексий. Родился блаженный младенец, как мы узнали, в 1427 году, в 17-й день месяца марта, при державе царя и великого князя всея России Василия Василье­вича, при великом князе белозерском Андрее Димитриевиче и при митрополите Киевском и всея России Фотии. Родители блаженного младенца весьма обрадо­вались и прославили Бога.

Немного времени спустя еще раз возродили они детище свое — водою и Духом, просветили его Божественным крещением. Блаженный же отрок укреп­лялся духом о Господе и хорошо рос. Когда достиг он поры учения, отдали его на обучение грамоте и святым книгам одному из бывших там учителей — дьяку некоему. Отрок быстро освоился с книжными занятиями и получил навык в Божественном Писа­нии. Учитель отрока удивлялся столь быстрым его успехам, и сказал себе: «от Бога далось ему понимание книг, а не от моего пре­подавания». А было это все по смотрению Божию, ибо всякое даяние благо, и всяк дар совершен свыше есть, сходяй от Тебе Отца светов!(Иак. 1, 17).

В один из дней пошел освященный отрок Алексий, по обычаю своему, в цер­ковь Пречистой Богородицы, честного Ее Успения, пал ниц перед образом Господа нашего Иисуса Христа и Пречистой Его Матери и сказал со слезами: «Господи Иисусе Христе, Сыне Единородный! Не скрой от меня заповедей Твоих, но подай разум мне, ищущему Тебя, во всем, ибо Ты благословен во веки. Аминь».

Когда блаженный отрок лежал на земле, проливая многие слезы, явилось ему некое явление Божие и услыхал он глас: «Встань без боязни! Получишь ты, о чем просишь».

Услышав сие от Божественного гласа, отрок тотчас поднялся с земли, воз­дал благодарственные молитвы к Богу и удалился в дом свой, весьма радуясь. Видя сияющее лице сына, родители возрадовались душою, уразумев, что было ему посещение от Бога. Благодарили они за сие Господа, еще большая любовь к сыну овладела ими и, повседневно глядя на него, не могли наглядеться. И не только родители радова­лись разумности отрока, но ближние и соседи их говорили, что сей блаженный отрок какой-то особенный, просияет добродетелями, красотой телесной и многой мудростью. Ибо отрок был благообразен и весел душою; преуспевая в учении, день и ночь внимая чтению Божественных книг, пребывал во всяком повиновении родителям своим, стараясь ни в чем не преслушать их.

И предался он воздержанию, изнуряя тело свое постом; по всем дням единож­ды вкушал он хлеб, и то в меру и не досыта, от ранней пищи он воздерживался. Ночью мало вкушал сна. Родители изумевались чудному воздержанию его, ибо необычно для такого возраста усиленное подвижничество. Мать стала ласково уве­щать его, говоря: «Возлюбленное мое чадо, зачем ты сокрушаешь свое тело? разве ты не знаешь, что многое воздержание причиняет вред телу, особенно, когда оно молодо и расцветает. Нам ты этим доставишь немалую скорбь. Поэтому, чадо, не преслушайся нас, но вместе с нами вкушай пищу и спи, подобно нам».

На это благоразумный отрок отвечал: «Зачем, мать, ты так говоришь мне, отлучая меня от сладостного для меня воздер­жания! Я думаю, что нет ничего полезнее воздержания для тех, кто им обладает, и я не слышал, чтобы родители научали своих детей злому и неполезному. Ибо, угождая плоти, они удаляются от Бога, особенно когда дитя юно и борется с плотью. В Писании ведь сказано, что брашно и питие нас не поставляет перед Богом (1 Кор. 8, 8). Позволь же мне, мать, совершить с Божией помощью то, что я начал».

Мать отрока удивилась премудрому ответу и, видя его доброе о Боге произво­ление, ответила ему: «Как хочешь, чадо, так и твори, возлюбленный». Затем со вздохом сказала ему: «Послушай, чадо, что скажет тебе мать твоя, и слова эти вложи в сердце твое».

И стала ему рассказывать все подробно, как она молилась Пресвятой Богоро­дице и как ей явилось чудное видение и свет неизреченный, а в свете том уви­дела она Жену светлообразную, одетую в багряную ризу, и светоносного стар­ца, на которого Жена показывала перстом; передала она ему подробно и слова, произнесенные Ею. Услышав это от матери, блаженный отрок удивился и, увлеченный ее рассказом, спросил: «О мать моя! слышу о чуде и удивляюсь; я понял, что та Жена была Пречистая Богородица, но не знаю, кто был чудный тот старец, где жилище его, или монастырь, или пустынь, жив ли он, или прес­тавился. Не скрывай, мать, сию тайну от чада своего!»

Ласково улыбнувшись, мать ответила ему: «Чадо Алексий, как мне утаить того, кого Господь Бог по всей вселенной просла­вил чудесами. Верст шестьдесят или несколько далее от нашего селения, по правую сторону Бела озера, есть мо­настырь, Кириллов называемый. А сей Кирилл был в том монастыре игуменом: велико было о Боге житие его, и тот монастырь создал он, и церкви воздвиг, и собрал братию. Монастырь его чуден и славен и братия его отличается великим воз­держанием. Сам игумен Кирилл преставился в созданном им монастыре, но не знаю, сколько лет прошло по преставлении его. Только мы слышим, что многие чудеса проистекают от раки его. Память же преставления его празд­нуется 9/22 июня. Многие из нашего селения ходили на тот праздник — память его и получали пользу.

Выслушав эти слова от матери своей, блаженный юноша скрыл их в своем сердце и стал еще более приучать себя к подвигам. И никогда ум его не отклонялся, как это свойственно детям, к играм и смехотворным словам. Но вместо смеха предавался он изнеможению и печали. И насколько он заботился о простоте, нас­только питал он ум свой премудростью и насыщался постоянным воздержа­нием, голод и холод считал он наслаждением. Было видно, что по разуму своему он далек от детского возраста, так что все говорили: «Новое некое зна­мение проявится в сем отроке, ибо на нем благодать Божия».

И отсюда произошло начало премудрости — страх Божий. Вместе с тем отрок становился причастником Божественной любви, и день ото дня разгорался в нем огонь непрестанного желания. Славу, богатство и все мирское называл он многомятежным и непостоянным, видимую красоту и роскошную жизнь считал за тень, обильную пищу, веселие и все, что есть человеческого на земле, полагал он как суетное и несущественное. По правому пути пошел он, упраж­нялся в поучении Божественных книг и ежедневно без лености посещал церковь; хотя и далеко от церкви было его жилище, но он был близок к ней верою и теплою любовью. И не причинила ему вред никакая тварь, ни жар дневной, ни зной солнечный, ни дождь, ни ярость зимы, ни лютость мороза, ни буря и вихрь, ни иней, ни снег во время хождений в храм Божий. Приходя в церковь, слушал он Божественное пение и сам пел и читал жития и поучения святых отец. Слушал он и старался все так исполнить.

Любил он пост и сухоядение; празднословие же, смехотворение бесчинное, песни нечистые и душевредные, юношескую страсть — все что оскверняло его душу — он бесконечно ненавидел. Был он благ, кроток, приветлив ко всем, весьма нищелюбив, но более всего любил и почитал иноческий сан, так что и сами родители его удивлялись, видя столько сдержанности и благонравия в юном его возрасте, как будто не от них он был рожден, но воистину дан Богом.

Родители хотят сочетать Алексия законным браком, но он отходит в Кириллов монастырь и остается в нем.Когда блаженный возмужал и минуло ему лет восемнадцать, родители пожелали сочетать его законным браком. Блаженный же юноша испытывал непрестанное желание бежать от мира и от всех земных похотей и приблизиться к Богу. Уже слышал он от матери своей и от других о монастыре Кирилла чудотворца, о постящихся в нем братиях и прочих пустынных монастырях, где Богу работают и спасаются.

Готов Господь к молитве рабов Своих, и сей блаженный был как бы научен Богом. Пришла ему мысль идти в Кириллов монастырь помолиться Спасу и Пречистой Его Матери и приложиться к чудотворцевой раке. И захотел он испол­нить сию мысль на деле. Пришел блаженный к родителям и попросил их отпустить его с обычным благословением и молитвою: «О господа мои, если я получу от вас благодать и вы меня благословите и отпусти­те, то вот и спутники мне готовы. Есть у меня желание, хочу я исполнить обет, пойти в Кириллов монастырь помолиться Спасу и Пречистой Его Матери и приложиться к чудо­творцевой раке. Если же я замедлю там, не прогневайтесь на меня».

Отец, желая исполнить просьбу его, сказал ему: «Господь с тобой, чадо; да бла­гословит Он тебя и поможет в пути твоем!»

Мать же, как матерям свойственно, обняла его и любовно поцеловала.
И от­пустили они его с миром, наказав ему скоро возвратиться, ибо они видели, что не просто в ту обитель хочет он идти, но желает найти живой источник — Христа, чтобы Он напоил его душу, пылающую желанием любви к Богу. Приняв от родителей благословение, блаженный юноша вышел из дому, не имея с собой ничего, кроме одежды и куска хлеба, ради телесной немощи. Недалеко отойдя от дома своего, блаженный оглянулся, посмотрел издали на дом свой и сказал: «Боже, Ты повелел Аврааму, рабу своему: изыди от земли твоея и от рода твоего (Быт, 12, 1); научи ныне и меня страху твоему. Вот я оставил дом свой имени Твоего ради. Не затвори же от меня дверей Царствия Твоего!»

Долго плакал блаженный. Затем устремился в путь свой и наполнился мно­гою радостью. Быстро догнал он своих спутников и весело пошел со своими товарищами. Немного дней спустя достигли они обители и, приблизившись
к монастырю, увидели церковь Пречистой Богородицы. Прежде чем войти в мо­настырь, блаженный пал ниц на землю и помолился Всемилостивому Спасу и Пречистой Его Матери. Долго молился блаженный со слезами, говоря: «Благодарю Тебя, Господи мой, за то, что Ты не оттолкнул меня, грешнаго и недостойного раба Твоего, и сподобил меня видеть дом Пречистой Твоей Матери. Сподоби меня поселиться здесь и сопричти меня избранному Твоему стаду; пусть я буду ему слугою».

Восстав от молитвы, блаженный увидел, что дружина его ушла вперед. Он быстро и скоро догнал спутников. Подойдя к воротам монастыря, они увидели вратаря, стоящего у ворот, поклонились ему и сказали: «Господине, скажи о нас игумену; мы хотим, чтобы он благословил нас».

Вратарь пошел и сказал о них игумену. Игумен же велел придти им к себе. Они пришли и поклонились игумену до земли. Справившись через старшего
о именах их и о селении, игумен спросил: «Зачем вы пришли к нашему смирению?»

Назвали они игумену свое селение, поведали ему свои имена и сказали: «При­шли мы, господине отче, во святую сию обитель помолиться Спасу и Пречис­той Его Матери, приложиться к чудотворцевой раке, благословиться от твоей святыни и принять от отцов молитву».

И дали они игумену на молебен, сколько были в силе. Когда игумен беседовал с ними, то часто взглядывал на юношу Алексия, и подумал: «Что это значит? Сего юношу я очень полюбил. Не знаю почему, но благодать Божия почиет на нем». Но не сказал ничего. Затем игумен благословил их и дал им приставника, чтобы он отвел их приложиться к гробу чудотворца и потом пошел с ними к келарю, чтобы тот поставил им трапезу, накормил их и дал им отдельное по­мещение, где бы они отдохнули с дороги. Приставник пошел с ними к чудо­творцеву гробу, а потом к келарю. Келарь накормил их и дал им особое по­мещение для отдыха, как велел игумен.

Настал праздник памяти Кирилла чудотворца, и собралось множество народа от многих областей. Праздник честно праздновали, веселясь духовно; радостно проводили его, и все множество народа разошлось, каждый на место своего жи­тельства.

Блаженный же юноша Алексий скрылся от своей дружины, поведав лишь одному из друзей своих: «Хочу здесь остаться, побыть несколько времени».

Родителям же своим послал он письмо, запечатав его. Человек, с которым было послано письмо, пришел в дом Никифора; помолившись Спасову образу и Пречи­стой Его Матери, поклонился он до земли господину дома, Никифору, а также жене его, и сказал: «Сын ваш Алексий челом бьет». Вздохнул Никифор и сказал: «Горе мне и беда! Что случилось с сыном нашим, где он остался, по­чему не пришел с вами, жив ли он, или умер, — скажи скорей, не медли!»

Жена Никифора также исполнилась жалостью многою и зарыдала. И был в дому Никифора плач великий, вопль и рыдание горькое, точно над мертвым. Пришли соседи, но не могли ни уговорить хозяев, ни утешить их в печали.
А че­ловек, который принес письмо, не успевал ничего сказать, но только отирал на лице пот, ибо день был очень жаркий, а шел он скоро, и пот лил с него рекою. Лишь успел он проговорить: «О Никифор! не плачь и не печалься: сын ваш, Алексий, жив и был в добром здоровье, когда оставил нас».

Затем, опустив руку в суму, вынул он письмо и подал Никифору. Никифор взял письмо и дал дьяку, а дьяк стал читать написанное: «Господа мои; ро­дители, сын ваш меньшой, Алексий, челом бьет. Не прогневайтесь на меня за то, что я остался послужить в обители некоторое время. Снова я возвращусь к вам, творя нам угодное. Вы знаете, господа мои, что я никогда не ослушался вас и не прекословил. А в обители сей многие из бояр и из вельмож и из прос­тых людей трудятся, служа Бога ради. Не запрещайте же мне побыть здесь. Будьте здоровы о Господе, господа мои». Прослушав такое письмо от сына своего, Ни­кифор сильно опечалился и огорчился и с великой болью сердца сказал: «Тотчас пойду я в монастырь, с великим бесчестьем возьму Алексия, приведу домой и поставлю его на тяжелую работу, и будет он для меня не сын, но злой и негодный раб. Все мы хотели сочетать его законным браком, чтобы он жил с нами до дня смерти нашей, покоил бы старость нашу, стал бы наследником нашего достояния и погреб кости наши. Когда я воспитывал своих детей и заботился, как их вырастить и научить добру, не имел я покоя ни днем ни ночью, работая, как раб у господина без выкупа, желая получить честь.
Не щадил я имения своего, творя им угодное. А теперь кто не посмеется нашему безумию и глупой старости, кто не скажет: этот человек по пустому прожил дни свои; детей воспитал и распустил, один сюда ушел, а другой туда. Кто успокоит старость нашу, кто накормит нас и напоит, кто погребет кости наши? Сын наш изучил Божественные Писания, а ум его не достиг совершенного смысла, забыв написанное у святых отцов: «тогда сын будет свободен, когда погребет кости родителя своего». Сей же сын наш, нами рожденный и вос­питанный, ушел от нас, не захотел о нас заботиться, не захотел нас покоить и поддержать, желая ходить праздным все дни. А ведь известно ему писание святых отцов, где сказано, что всякое зло от праздности рождается».

Все это сказал Никифор, не зная от великой жалости и печали, что делать. Также и жена его говорила с плачем: «О чадо мое Алексий, что ты наделал! От своего отца ты скрыл свой замысел, но отчего ты не поведал его мне, матери своей? Я бы понемногу уговорила мужа, господина своего, твоего отца, чтобы ты не разбил сердце отца своего и не причинил скорби мне, матери своей. Теперь и заслуживаю двойного плача, видя мужа, господина своего, снедаемого печалью, и лишаясь тебя, своего детища. Уже я не вижу тебя, сидящего с нами за трапезою и веселящегося с братьями, не слышим мы из уст твоих чтения Божественных слов, ни твоих скромных речей. Ты оттолкнул любовь родителей и оставил в унынии братьев своих».

Так пропела печальную песню доброгласная ласточка. Жалостно было это зре­лище и достойно умиления! Кто знает, какая скорбь бывает у родителей о детях, жалость тому сокрушает сердце, снедает печаль душу.

В это время старший сын Никифора Амвросий, работавший на поле с братья­ми и слугами, пришел домой, еще не зная случившегося. Услышав в доме плач и рыдание, ужаснулись они и подумали: «Что это значит? Уж не при­лучилась ли внезапно какая беда?»

Вошли братья в горницу и увидели своих родителей унылых, ослабевших и сетующих. Узнав о происшедшем, стали они утешать их: «Господа наши! Что вы смущаетесь, что думаете, что скорбите, зачем вы истомили себя печалью? Сын ваш взялся не за дурное дело, не задумал злого, но пожелал благого, ни по­губить, ни скрыть в землю Богом дарованного ему таланта, но намереваясь сотворить им прикуп. Для того переселился он во святую обитель, чтобы научить­ся и достигнуть большего и получить лучшее».

Услышав такие слова от детей своих, родители сказали: «Хороша сия речь и благ сей совет, полезно и послушать».

И разрешил Господь недоумение родителей и наполнил сердце их радостью. Всю печаль возложил Никифор на Господа и предоставил сына своего Божьей воле.

О приходе блаженного отрока к игумену. Между тем, покинув свою дружину, блаженный юноша улучил потребное время, пришел к игумену и поклонился ему до земли. Игумен спросил его: «Кто ты, чадо, как твое имя, из какого ты селения и чего ты желаешь от нас?» С великим смирением отве­чал игумену юноша: «Пришел я, господине отче, к твоей святыне; желая твоего благословения и молитвы. Из селения я Вещеозерского, имя мне Алексий. Просьба же моя такова: умоляю твою, отче, святыню, прими меня во святую сию обитель служить святой братии, по силам моим, сколько могу!»

Игумен, взирая духовными очами на юношу, видя его смирение и душевную чис­тоту и с удовольствием выслушав его слова, уразумел, что благодать явится на нем, и сказал ему: «Хочешь ли ты, чадо, быть иноком и служить Господу?» Юноша отвечал игумену: «Ей, отче, воистину желаю, но пока еще не время, потому что я, будучи молод, боюсь общего врага, совратившего прадедов наших и поколебавшего многих свя­тых. Если же, господине отче, повелит твоя святыня, пос­лужу я святой братии и года три испытаю юность свою».

Игумен, слушая его и видя, что он не просторечив, но говорит от Божествен­ного Писания, сказал ему: «Чадо, читал ли ты святые книги?» Юноша отвечал: «Мало, отче; с детства немногому я научился, пребывая в небрежении». Игумен же сказал ему: «И сие послужит тебе на великий успех, к твоему спасению».

Принял его игумен и, благословив, послал его к казначею, чтобы тот дал ему одежду, обувь и все необходимое. Потом послал его к некоему дьяку разум­ному и искусному, знающему Божественное Писание. Придя к дьяку, Алексий сказал с великим смирением: «Пришел я к тебе, господине, по повелению игу­мена, чтобы ты научил меня, поселянина и невежду».

Видя его смирение и покорность, дьяк принял его с любовью и стал его учить не как ученика, но как родного брата, за многое его смирение и послушание. Блаженный же юноша еще более увеличил свое воздержание, утруждая себя постом, бдением и молитвами. Постоянно читал он книги и ежедневно без ле­ности ходил в церковь и слушал там пение и чтение Божественного писания. Внимал своему учителю, почитал его, во всем повиновался ему и с удовольствием слушал его наставления, и не давал ни единому слову его пасть на землю.
И научил­ся он всякому добронравию и всякому благочинию, и был он украшен правдою и беззло­бием, более же всего любил душевную чистоту, ибо с нею каждый Бога узрит, помня сказанное Господом: блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5, 8). И стал тот дьяк, учитель его, дивиться такому воз­дер­жанию отрока и добродетельному житию его, и еще более полюбил его. Отрок же, пребывая в обители, старался угодить своею службою, трудясь каждый день и делая своими руками. Всех он слушал и всем творил угодное. И все его полюбили.

Прошел год и приближался праздник преставления Кирилла чудотворца (9/22 июня). Вспомнил Никифор о сыне своем и сказал: «Пойду я теперь в Ки­риллов монастырь помолиться Спасу и Пречистой Его Матери и приложиться к чудотворцевой раке; посмотрю я и на пребывание там сына своего и возьму его домой, а если он захочет, то оставлю его побыть там и другой год. Но только повидать бы мне его».

Отправился Никифор в путь, совершил его в немного дней и достиг обители. Пришел он к игумену принять благословение. И спросил его игумен: «Кто ты, чадо, и какой области, как твое имя, зачем пришел ты к нам и чего желаешь от нашего смирения?»

Никифор же сказал игумену: «Господине отче! Я — из северной страны, Бела озера, из деревни Вещеозерской, имя мне Никифор, а называют меня люди Ошевен. Пришел я, господине отче, во святую сию обитель помолиться Спасу и Пречистой Его Матери, приложиться к раке чудотворца и получить благословение от твоей святыни и молитвы от отцов-иноков, а также проведать сына своего, если повелит твоя святыня». Игумен спросил Никифора: «Кто сын твой?» — «Отче, — сказал Никифор, — сын мой служит на святую братию в сей обители, а имя ему Алексий».

По обычаю монастырскому игумен дал Никифору приставника, чтобы тот шел с ним приложиться к чудотворцевой раке и потом к келарю. И велел игу­мен келарю почествовать Никифора как следует, напитать его различными брашнами и напоить его вдоволь квасом житным и медом (вина же и пива в мо­настыре не водилось, таково было приказание настоятеля). Велел игумен дать Никифору и помещение особое для отдыха с дороги. Приставник пошел с ним в гробницу к раке чудотворца, а потом к келарю. Келарь достойно почтил Никифора, стал питать его различными брашнами и питиями, и побесе­довал с ним о душевной пользе. В то же время велел келарь приставнику пойти и известить Алексия через дьяка, что пришел отец его Никифор. Услышав это, Алексий тотчас пришел, поклонился образу Спасову и Пречистой Его Матери и, взяв от келаря благословение, пал на землю к ногам отца своего с умилением и со слезами и попросил у него благословения и прощения. «Согрешил я, отче, не знал, что ты придешь сюда». Никифор же сказал ему: «Бог простит тебя, чадо».

Когда Никифор вдоволь насытился пищей и питием, принял он благосло­вение от келаря и пошел к сыну своему в келлию отдохнуть. Келарь же велел приставнику отнести Никифору квасу, сколько надобно, и пригласил Никифора в трапезу, к пению и к ядению. Из трапезы Никофор с сыном своим пришел в кел­лию, поклонился образу Спасову и Пречистой Его Матери, посмотрел на обиталище сына своего, на то, как берегли его игумен и братия, предоставивши ему такое жилище. И похвалил Никифор Бога, сказав про себя: «Владыко Чело­веколюбче! Слава неизреченной милости Твоей и благоутробию! Что я воздам Тебе за все добро, которое Ты творишь мне, грешному?»

Алексий же, упав к ногам родителя своего и испуская жалостные слезы, сказал ему нежно: «Отче, прости меня, прогневал я твою старость и огорчил тебя своим промедлением и небрежением. Но я надеюсь на твое милосердие и чадолюбие. Ныне же я и не знаю, что велишь мне делать, рабу своему? Только я возношу Богу хвалу за сие, пою Господу, благодетельствовавшему мне, пою Богу моему, дондеже есмь(Пс. 103, 33), ибо Господь сподобил меня видеть тебя, родителя моего, и насладиться воззрением на доброту старости твоей, чтобы я воз­веселился, взирая на твои седины, и облобызал твои ноги, которыми ты потрудился для меня. Что, отче, воздам тебе за труд твой? Для меня прошел ты такой путь, ища свою заблудшую овцу, потерянного ребенка. Кто видел столь чадолю­бивого отца, как ты, не оставивший меня и пришедший посетить свое чадо!»

И каких только жалобных и нежных речей не наговорил Алексий отцу свое­му, заливаясь слезами и рыдая. Никифор пришел в умиление от слов сына, обнял его и сказал: «Встань, чадо!» Тот встал, отец поцеловал его, а сын обнял отца. Долго они плакали и едва могли прекратить плач свой; затем сели, и стал Никифор со слезами жалости рассказывать сыну своему все по порядку: «При­ходил к нам посланный с письмом от тебя, выслушали мы написанные тобою речи, и так мне стало больно и печально, что я уже не надеялся видеть тебя на сем свете, чадо мое возлюбленное! Также и мать твоя с того дня и доныне ни единого раза не вкусила хлеба без слез и скорби. И только Господь утешил сердца наши слухом, что ты здоров».

Стал и Алексий рассказывать отцу своему, что случилось: как он покинул дружину свою, как игумен принял его с любовью, как его берегут и игумен, и братия. И показал он отцу покой свой и различные одеяния, червленые и баг­ряные, и иными различными цветами украшенные. И сказал Никифор: «Вижу я, чадо, что Бог споспешествует тебе; об этом свидетельствует все, что я видел. Теперь, чадо, если ты хочешь, пробудь здесь и другой год».

Блаженный отрок отвечал: «Не оставлю я тебя, отче, ибо ты прошел такой путь, ради меня ты заставил свою старость сделать это. Но пойду я с тобою, утешу печаль матери моей, посмотрю на любовь братьев моих и пробуду
с вами до конца жизни вашей, творя вам угодное. Хотел бы я, отче, еще побыть здесь, но не смею говорить об этом, так как я тебя прогневал».

И сказал ему отец: «Чадо! Я говорю тебе, не искушая тебя и не с лукавством. Но правду говорю тебе: если хочешь, останься здесь. Посмотрев на твое житье, я убедился, что благодать Божия, вселившаяся в тебя, не останется тщетной.
И за то благодарю Бога. Придя домой, расскажу я матери твоей, как ты живешь, избавлю ее от скорби и утешу печаль ее и обрадую братьев твоих. Ты же, чадо, останься здесь, сколько Господь повелит тебе, и будешь ты утешением в скорбях наших».

Алексий же сказал отцу своему: «Если, отче, это так, то Бог исполнит любовь твою».

Затем перестали они говорить о сем и кончили беседу. Никифор лег отдох­нуть, а Алексий занялся своей службой. Мы же, прочитав сие, похвалим Бога и обратимся к дальнейшему рассказу.

О празднике Кирилла чудотворца и о собрании народа.Когда наступило празднование Кирилла чудотворца, из разных областей соб­ралось много народа. Князья, бояре, вельможи, сановники, священники, клирики, купцы, земледельцы, богатые и величавые, знатные и незнатные, великие и малые, старцы и юные, мужи и жены, нищие и убогие, больные и недужные — все радостно праздновали и духовно веселились, ликуя друг со другом, слушая Божественное пение и чтение поучений святых отец, видя, как славится и хва­лится Господь на земле, точно на небе, со страхом и трепетом, также слушая и видя чудеса Кирилла чудотворца. Кто может исповедать неисчетную милость щедрот Божиих и кто передаст словами неизреченное человеколюбие и благость Его, какими чудесами прославил Господь угодника Своего на земле, какими дарами почтил его на небеси!

Также и игумен с братиею праздновали честно и с любовью, благодарно пох­валяя Бога, и пели они молебны во славу Божию. А гостям они воздавали честь, каждому по его достоинству, питая их различными яствами, поставляя и многие брашна и пития из житных квасов и сладости медовой. Князей же, бояр и сановников они почитали дарами от изделий монастырских.

Когда праздник окончился, все множество народа разошлось, каждый восвояси. И все шли, радуясь, никто не уходил неудовлетворенным, не получив Божией милости. Один слышал пения Божественные и благодарил Бога, другой — насла­дился чтением и поучением святых отец; от чудес Кирилла чудотворца недужные стали здоровыми, а больные получили исцеление; нищие же и убогие получили мило­стыню от христолюбцев.

Никифор пришел к игумену и попросил благословения на обратный путь в дом свой. Игумен поучил его от Божественных писаний, наставил его духовной бесе­дой, почтил дарами от вещей монастырских, благословил его и отпустил. Также и Алексий одарил отца тем, что Бог ему даровал, послал он дары и матери своей, сколько надобно, и братьям своим, что следует каждому. Братья же у него были: старший Амвросий, второй — Лукиан, третий — Леонтий, а он, Алексий, был четвертым. Проводив отца своего далее, чем за пять верст, Алексий нежно поцело­вал его, и так, проливая умильные слезы, они расстались. Алексий возв­ратился в обитель к службе своей, а Никифор пошел к себе домой, встретили его домашние, и видя, что он весел и любовно говорит с ними, сами стали веселы. Войдя в дом и поклонившись образу Спаса и Пречистой Его Матери, Ники­фор сел и, немного отдохнув, начал рассказывать по порядку все, что слу­чилось: как он пришел в обитель, как игумен с любовью благословил его, что за чин видел он в монастыре, какое пение слушал и какие чудеса творились перед ним от чудотворцева гроба. Поведал он, что сын его здоров и как он живет в монастыре. Мать Алексия и братья его пролили слезы от радости, ибо спо­добились слышать, что Алексий благоденст­вует. И славили они за это Бога.

Спустя немного лет Никифор захотел переселиться с своей родины и со всей своей семьей прибыл в Каргополь, где прожил один год. Затем он переехал в селение, по прозванию Волосово, находящееся в тридцати верстах от Карго­поля, вниз по реке Онеге. И прожил он в том селении несколько лет.

Однажды отправился он с своими сыновьями на охоту за десять верст, в лес над рекой Чурьягой, и в тех лесах нашел место, подходящее для заселения. Обойдя место то возле реки, Никифор полюбил его и, отправившись в Великий Новгород, испросил грамоту у посадского боярина Иоанна Григорьевича и у детей его. Дал ему боярин Иоанн грамоту слободскую собирать слободу и созывать насельников. И названа была слобода Ошенева, как зовется до сих пор. Но мы, оставив это, возвратимся к прежнему.

О пострижении блаженного Алексия. Уже прошло более шести лет, как блаженный Алексий служил в обители. Услыхав, что родители его скоро пересе­лились в дальнюю сторону, он очень опечалился и, вздохнув, сказал себе: «Весьма дивлюсь я тому, что родители мои, пожив праведно, переселились как изгнанники со своей родины в дальнюю страну. Что делать мне, окаянному? Ради малого покоя телесного лишусь я Небесного Царствия подобно прадеду нашему Адаму, который из-за вкушения сладкой пищи был изгнан из рая.
И буду отослан лютыми ангелами во тьму кромешную и предан вечным мукам».

Сказавши все это, он застонал и прослезился. Но тут вспомнил он писанное в псалмах: Господь просвещение мое и спаситель мой, кого убоюся (Пс. 26, 1). И, улучив подходящее время, пришел он к игумену. Тот спросил Алексия, зачем он пришел: «Прошу я, отче, — сказал юноша,— твоего благословения и молитвы; преподоб­ный отец, помолись обо мне Богу. Надо мне побеседовать с тобою, если позволит твоя святыня».

Игумен же, взирая на юношу внутренними своими очами и видя его душевную чистоту, внимательно выслушал слова его и уразумел, что на нем будет явлена благодать. И повелел он Алексию войти в келлию. Блаженный юноша покло­нился иконам и, упав к ногам игумена, сказал: «Поведай мне, отче, каким путем шествовали к Богу угодившие Ему и какова была стезя их». И спрашивал он о всем, что должно быть во святом монастыре, и об иноческом жительстве. Игумен рассказал ему все по чину пустынному, как происходит в монастыре обще­жительное пребывание, и отдельное пребывание двух ли трех иноков сов­местно, и полное уединение в пощении и молчании живущих. Обо всем этом он прекрасно сказал Алексию.

Юноша же, слушая о жизни иноков, о попечении их к Богу и добром их упраж­не­нии, рекою точил из очей слезы и, наконец, сказал: «Вижу я, отче, что Гос­подь Всеведущий, увидев страдание сердца моего, послал меня к твоей святыне, чтобы укрепить меня, окаянного. И ныне утешилось сердце мое и душа моя возвеселилась радостью неизглаголанною. Ныне уразумел я, что воистину блаженны и треблаженны те, которые сподобились такого беспечаль­ного и немятежного жития. Что же делать мне, честный отче, как бежать мне от многомятежного мира сего и суетного жития и сподобиться такой жизни ангельской? Если возвращусь к родителям, они пожелают сочетать меня браком и, удержанный плотолюбием, я ни одного дня не проведу в таковом житии.
А я хотел бы жить так, чтобы любосластие мира ко мне не прикасалось и, против моей воли, не отвлекло душу мою от любви к ангельскому житию, как поучаешь ты, честный отче. Если же я не стану слушаться родителей, то причиню им печаль и, к великому стыду моему, прииму клятву, а не благословение.

Игумен же сказал блаженному: «О, чадо желанное! Есть любовь родительская и соединение естества нерушимого, но Владыка повелевает отвергнуть это, взять крест на плечи. Ему усердно последовать и перестрадать все, подражая страданиям Его за нас, не в драгоценно­стях красоваться и не искать телесного покоя, но наготы и голода, прилежать бде