Время культуры
Время культуры

меню

Александр Раппапорт. "Башня и лабиринт" - 2

6966

По просьбам радиослушателей мы повторяем передачу о серии публикаций блога «Башня и лабиринт» Александра Раппапорта , которая стала одним из финалистом второго сезона премии Пятигорского в 2015 году.

В прошлом выпуске нашей программы в эфир вышла первая часть беседы с архитектором и философом Александром Раппапортом. Его интернет- блог «Башня и лабиринт» был номинирован на получение Литературной премии Пятигорского и вошел в короткий список из пяти номинантов. В связи с этим в Библиотеке Достоевского в Москве состоялась открытая встреча членов жюри премии с автором номинированного произведения. Корреспондент радио Благо записал для наших слушателей разговор философов. И сегодня мы предлагаем вашему вниманию вторую из трех частей этой дискуссии.

Напомним, Александр Гербертович Раппапорт — архитектор и теоретик архитектуры, доктор искусствоведения, член Союза архитекторов России и Международного комитета архитектурных критиков. Он опубликовал более 100 научных и публицистических трудов по теории архитектуры, дизайна и изобразительного искусства. С 2009 года Александр Раппапорт помещает свои статьи в блоге, который называется «Башня и лабиринт». За это время автором было создано и опубликовано порядка 2 тысяч статей по проблемам теории архитектуры, градостроительства, художественного восприятия, проектной методологии и архитектурного образования.

В первой части беседы разговор строился вокруг темы живой природы. Автор статей в настоящее время проживает в Латвии на хуторе, который расположен в лесу и на берегу Балтийского моря, и потому многие примеры и рассуждения Раппапорта касаются именно наблюдений за живой природой. Под конец первой части дискуссии модератор встречи, писатель и литературный критик Ксения Голубович предложила вернуться непосредственно к теме архитектуры. Ведущая решила затронуть блок статей архитектора, в которых он размышляет о фоне и предмете.


Ксения Голубович: Что мышление, которое в нас есть сейчас, в нашем распоряжении, оно привыкло распоряжаться предметами. И так сказать, предмет существует на фоне чего-то. Но фон нам сам не дан. И когда вы говорите лес, И когда Олег Игоревич сказал hyle, то есть, материя, это некоторая материя или то, что вы называете субстанциональностью? Это то самое наблюдение вне предмета, за фоном. То есть, фон не дает предмету высветиться ярко, жестко. При чем, вы перечисляете практически всех авторов, и мало у кого вы находите... вы называете там Делёза, допустим. Если вернуться в область книг, кто еще пытался мыслить вот такой широкой, роящейся странной, взаимодействующей с нами множественностью, которая не возможно вывести твердо поставленный предмет. И как тогда наше мышление может соответствовать этому? Вы называете это памятью. Для вас это некая память, которая помнит, помнит нас.. У вас есть невероятный текст, я всем его очень рекомендую, «Мокрый камень». Это текст, который стоит посмотреть в блоге.

- Там в блоге, насколько я могла судить, есть разные тексты, они разной степени специфичности. Некоторые написаны на очень терминологическом языке, а некоторые дают такой структурный ввод в структуру нашего воображения и нашей памяти. То есть, мы эти тексты запоминаем и думаем о них как о таких образах, которые нам подарили. И вот это «Мокрый камень» мне представляется невероятным, он испускает очень разные лучи, и в сторону архитектуры, и в сторону образного мышления, и в сторону философской концепции. И он очень интересен как текст. И я очень надеюсь, что вы когда-нибудь напишите небольшую книгу, которая по типу Гастона Башляра будет посвящена не элементам, у него там огонь, вода и так далее.. А вы найдете такие базовые перцепции, в которых улавливается то, о чем вы хотите сказать. Вот. И я хотела бы попросить вас каким-то образом прокомментировать эту вещь. И потом каким-то образом выйти к архитектуре.


Александр Раппапорт: Спасибо за упоминание Гастона Башляра. Гастон Башляр один из немногих людей, кто после Бергсона и... реально стал строить вот жизненный мир. Из субстанциальных, из стихий... Из стихий, а не из предметов. Не всегда (так сказать) точно, отчетливо, но во всяком случае, в моей жизни однажды произошло событие, которое я имел откровение... хотя... оно достаточно банально. Я был на выставке Антуана Ватто. И долго стоял перед картинами Антуана Ватто, разглядывал и вдруг я заметил, как работает мое сознание на примере разглядывания картины Антуанна Ватто. Оно различало пятно, фигуру, предметы и понятия. Это получилась такая парадигма, которая все время вращалась. Что такое пятно? Пятно — это интенсивное впечатление от цвета или фактуры. Не имеющее внешних границ. Фундаментальным аналогом пятна, я считаю зрительное поле. Вот зрительное поле человека — оно не бесконечно, известно, что спиной мы не видим. Но границ этого невидимого поля мы не видим. Мы не видим границ того, что мы видим. Это какая-то странная, двойная операция сознания.


RadioBlago: Александр Раппапорт продолжил: цитата «там, где появляются границы, на плоском рисунке — это линии, а на объемном — это поверхности. Таким образом получаются фигуры. Фигуры, наделяясь каким-то жизненным смыслом превращаются в предметы. И предметы наконец, получают имена» Конец цитаты.


Александр Раппапорт: И вот когда разглядываешь живопись Ватто, то погружение в эту живопись состоит в том, что ваше сознание как, знаете, водоворот Пригожина, крутиться между пятнами, фигурами, предметами и понятиями. И это вращение, этот водоворот захватывает и уносит куда-то. Это вот такая динамическая ось этого вращения. Но она в данном случае происходит не в гидросреде, а в среде переживаний. Другое важное соображение, которое связано с этим же феноменом, это резонанс. Резонанс, который возник еще у Пифагора при наблюдении за отзывчивостью струн, длинны которых соотносятся в определенном числовом порядке, а именно в половину.

- Половина струны и струна образуют между собой хронический резонанс. Это наблюдение интересно тем, что тут число, которое само является вербальносигнефакотивным элементом дискретным. И вот этот резонанс находится в соответствии.

- И вот отец Павел Флоренский, который занимался пространством и средами, и который был, если убирать, что действительно жило в душе отца Павла больше всего, то я думаю, что это было - субстанция. Он же был совершенно гениальным и самобытным материаловедом. Его интересовали субстанции — воск, патока какая-нибудь, жир. И вот он всегда настаивал на том, что резонанс есть способ координации коммуникации внутри субстанциальных, а не предметных структур.

- Человек же, попав в вербальный мир, имеет дело с резонансом и в словах тоже, и прежде всего это выражается и в рифмовании, и в метре поэтическом. Прежде всего слова вырезают предметы. Так что субстанции и фоны оказываются мало-опознанныминевербально сущностями жизни нашего сознания. Но в какой мере наше сознание все-таки на самом деле реагирует и что первично в понимании — все-таки предметы или субстанциальные структуры, выделяем ли мы предметы, опознавая резонансным образом, систему среды, или мы от предметов переходим к средам. Вот я думаю, что это пока еще не известно. Известны лишь некоторые частные намеки. Ну, например, такой намек, что средовое видение порождается тем самым периферийным зрением, которого мы практически не видим. В котором мы практически также ничего не видим. Как мы не видим его собственным границ. Ну я не знаю, ясно ли я выразился в ответ на этот вопрос.. Но это одна из самых загадочным и маниакально интересующих меня магических феноменов, переходов, фонов... фонов в предметы, предметов в знаки, и возникающие при этом отношения резонансов, обозначений и механических воздействий. Все они там как бы.. все они как бы там согласовано работают.


RadioBlago: Председатель жюри премии, доктор искусствоведения Олег Генисаретский также участвовал в разговоре с Александром Раппапортом и Ксенией Голубович. После высказанных автором предположений о периферийном зрении он напомнил о возможном существовании и сферического зрения тоже.


Олег Генисаретский: Вот смотреть вот так вот на все сразу. И тогда замечается вот то, что тщательно скрывается, так сказать. Замечаемым. И становится очевидном при таком рассеянном расфокусированном зрении. И кроме того, это добавляется тем, что оно не в одной плоскости происходит, что существует еще и сферическое зрение, когда мы смотрим (ну как бы вот) темечком, да? Потому что нет никакого объяснения в обычной оптике, линейной, какой угодно, зачем вообще расписываются купала в храме. Потому что ни на одном шаге литургического действия не предусмотрено задирать голову и смотреть, что там происходит. А расписано равномерно, плотно, вот как стены, на которые, ну можно посмотреть, когда это вообще-то тоже никем особо не поощряется. Это просто со-присутствие. Вот видеть... вот может быть это тело без органов, которое судя по всему шаровидно. Оно как раз и есть некая интуиция того, как устроено совершенное восприятие.


RadioBlago: Ксению Голубович заинтересовала другая мысль, высказанная героем встречи. На ней модератор и предложила сосредоточиться. Она также выдвинула предположение, что слова Раппапорта о резонансах и фоне как-то связаны с умиранием современной архитектуры, о котором автор говорил в первой программе.


Ксения Голубович: Правильно ли я понимаю, что творящие силы предметности фигур — это вот эти самые резонансы? То есть, они возникают, как такие творческие... как фон входит в резонанс — как это связано? И вторая вещь — можно ли сказать, что — вот то, что вы называете смертью архитектуры, оно связано как раз с тем, что мы не очень воспринимаем эти фоны, и сейчас перед нами стоит некая задача создания среды, зданий, которые будут учитывать то, о чем вы говорите, вот эту субстанциональность. То есть, нам что-то нужно новое, то есть, архитектура в том ее виде, в котором, мы как бы видим ее как предмет, как здание, как дом, как то, что показывает себя, вот таким предметным образом, это уже не то, чего требует наш мозг, так сказать.


RadioBlago: Александр Раппапорт разделил столь развернутый вопрос модератора на три части и пообещал ответить на каждый из них по отдельности. Для первого у него был готов понятный и простой пример из феноменологии. Во втором ответе автор коснулся взаимодействия органов зрения с мозгом. И в третьем Раппапорт рассказал о современной архитектуре, вернее о том конфликте между архитектурой и дизайном, который наметился в настоящее время.


Александр Раппапорт: Первый очень простой — простое фенологическое наблюдение. Если вы стоите около дома спиной к стене, и смотрите на пейзаж, который перед вами, то то, что вы видите, существенно зависит от того, есть за вашей спиной стена, или нет ее. Хотя спина, зрительного впечатления от раскрывающегося пейзажа, кажется, никакой роли не играет. Это трудно доказать, но я это переживаю всегда. Каждый человек чувствует какую-то тыловую сферу, тыловой фон. То есть, у нас есть в мире фонов есть особый фон тылового присутствия. Есть фон фасеального присутствия взгляда вперед и тылового. Но феноменология переживания человеком своего окружения и субстанциальных, она настолько мало разработана, что все эти тыловые и фронтальные фоны мало различимы.

- Второй момент состоит в том, что наше сознание ничего не видит. В мозгу нет никаких картин, никакого зрения. То, что мы видим, это голографический фильм, показываемый нам мозгом. Он показывается с такой скоростью. В тысячу раз превышающей нашей способности различения движений, что мы никогда не замечаем, что мы ничего не видим. А мозг показывает нам это все сам, как кино. Потому что все совпадает всегда. Но в мозгу действуют только резонансы. Там нет никаких возможностей дискретной механики мозга или химической даже реактивности мозга. Там скорее всего алгоритмы кристаллической воды, молекул, которые работают в какой-то, ну знаете, как компьютер, в частотном режиме, и которые прежде всего резонируют и восстанавливают этот видимый мир. Мы видим восстановленный мир, мы не видим самого мира. Мы видим тот мир, который нам показывает мозг, с какими-то своими странными частотно-резонансными способами голографической его репрезентации.

- Ну и наконец об архитектуре. Вот эта скажем, архитектура-то в основном строилась и строится на примате визуального анализа. И сведения визуального мира еще к каким-то сверх-визуальным сигнификатам: числам, пропорциям, предметам, фактурам и так далее. И сейчас оказалось, что эта сигнификационная стратегия и тактика узурпирована дизайном и утрачена архитектурой. Вот дизайн работает не на резонансах, а на механическом дискретном воздействии стимулов скорее. Хотя есть вопросы о павловской собаке, моет быть это реакция павловской собаки, а может быть и нет. Но в конечном счете все-таки предметная структура тут доминирует. И когда я говорю о возрождении архитектуры, то я прекрасно понимаю, что будущее архитектуры зависит только от того, сумеет ли она или не сумеет миролюбивым способом вернуть себе место, похищенное у нее дизайном.

- Поскольку дизайнерское видение, индивидуально-авторское, грамотное, грамота и визуальная логика, визуальный язык сейчас весь дизайнерский строится на предметно-сигнификативных началах, а отнюдь не на резонансных. Хотя боюсь это утверждать стопроцентно. Может быть там тоже есть целые сферы резонансных воздействий... музыка в универмагах... которая играет и подталкивает нас к бОльшей щедрости.. я не знаю что такое..

- Но в принципе я думаю, что вот одна из основных битв внутри современной городской и пост-городской культур, будет состоять как раз в между дизайнерским конструктивизмом и резонансным натурализмом, я бы так сказал..


RadioBlago: Продолжая дискуссию, Ксения Голубович рассказала, что прочла несколько статей из блога Александра Раппапорта, но в качестве наиболее подходящей для данной встречи считает все тот же текст под названием «Мокрый камень». По ее словам, в нем все очень ярко и точно показано, и к тому же камень — это в некотором роде основа архитектуры.


Ксения Голубович: … Вы начинаете статью с того, что более всего на нас все-таки производят впечатление каменные дома. И разбирая камень.. я просто хочу заметить как бы отследить вместе с вами особенности вот этого мышления, вот этого камня. Она состоит в том, что мы только что услышали про резонансные... про молекулы воды, которые резонируют и восстанавливают нас самих, мир для нас. Но то же самое вы считаете, относится вообще к этой субстанции и материи, так что для вас камень — это тоже вот эти молекулы, которые помнят. И собственно вода — это тоже память. Это определенная.. сейчас считается даже, что вода хранит наибольшее количество памяти и

- информации. То есть, вот и камень как сам образ — то, что является в камне, как бы память, связано с памятью. И вы как раз говорите об архитектуре не как о конкретном визуальном впечатлении предметном, а больше как оно работает. Вот сейчас сказали — периферийное видение, а с другой стороны как то, что является и показывает в себе память. И вот тот же самый мокрый камень. Если архитектура овладеет этим эффектом мокрого камня или соединением этих двух стихий, о которых вы говорили в начале — камень и вода, и воздух, то есть, она должна каким-то образом выйти на эту стихию.. не прямого восприятия, а стихию памяти. Вот это наверное я бы хотела, чтобы вы каким-то образом прокомментировали.


Александр Раппапорт: Вода является мифологическим, основным из предметов, символизирующих память. Камень символизирует память в силу своей трудноразрушимости. Но вода оказывается камень точит. И вода разрушает эту память. Но разрушая эту память, вода является ультимативной субстанцией, которая ее и сохраняет и восстанавливает. Память держит и рушит. А вода сохраняет и восстанавливает. Камень не восстанавливает памяти. А вода восстанавливает память. Во всяком случае в человеческом планетарном геологическом опыте камень рушится в одну сторону, вода же вращается в две стороны. И вот эта.. интересная интуиция возвратных процессов и необратимых процессов становится драматургией памяти как таковой. Но тема эта настолько фантастически интересная и глубокая и мало изученная, что я кроме такого символического описания вот сейчас не стал бы вдаваться, иначе мы утонем в этой памяти. И вообще то, что можно тонуть в памяти, и как мы выплываем из памяти. То, что память таинственна. Я недавно забыл имя двух людей, ну никак не мог вспомнить. Я ходил, кусал себе губы, перебирал буквы алфавита, там что-то жмурился, вспоминал.. близкие люди, я их хорошо знал... Потом плюнул и забыл. И через три дня они приплыли ко мне сами. Просто такое впечатление, что в мозгу сидит маленький архивариус, он от меня получил вопрос, сунулся в архивы, три дня так копался, соединял всякие сети, наконец нашел эти имена и мне подарил.


RadioBlago: В связи с таким примером у модератора встречи родился вопрос о том, может ли архитектура будущего пойти по такому же принципу восстановления памяти. На что автор блога ответил, что архитектура как раз и является одним из самых очевидных свидетельств вселенской универсальной памяти.


Александр Раппапорт: Архитектура сильна ни своими пропорциями, ни своими устойчивостью против пожаров, ни тем более, не дай Бог, функциональностью, в любом здании можно заниматься чем угодно. Но она каким-то странным молчаливым образом указывает на всеобщую взаимосвязь происхождений. Вот она, то ли собственным происхождением, то ли изъятостью своей из самостоятельного происхождения таинственным образом указывает на вселенскую тайну всеобщих происхождений. И человек не прикасаясь к этой тайне всеобщих происхождений всегда будет чувствовать себя сиротой.


Ксения Голубович: Таким образом, смерть архитектуры возвращается нас к тому же самому, с чего мы начинали: о том, что архитектура начинает постепенно умирать в тот момент, когда человек отказывается задавать этот вопрос о происхождении и о творце?


Александр Раппапорт: Да, человек теряет вопросы происхождения, когда он вселяется в новую среду, когда он из деревни переезжает в город. Самый фундаментальный. Место утраты практического смысла происхождения. То есть, при переезде из одной среды в другую практическое знание о происхождении превращается в его теоретическую проблематику и заменяется мифом.


RadioBlago: В этот момент в беседу вступил председатель жюри премии Олег Генисаретский с вопросом к Александру Раппапорту. Он не согласился с выступающим в том, что подобные вопросы никем и никогда не изучались.


Олег Генисаретский: Три раза прозвучавшее, может быть больше, я насчитал три, что «это практически не изучается», но тогда возникает дополнительный вопрос об источниках этого изучения. Пример со стеной... что происходит в феноменологии вопрос так сказать очень кратко и ясно и точно была передана. Но если вы такую простую вещь там знаете, может быть, что такое «бес срящий» - в церковной словесности есть такое именование «бес», ну там... Сретение, срящий, втречающий, да? Или другое время там Деница. То есть, он появляется — строго говоря в 12 часов дня при максимуме вертикального солнцестояния над нами. И это мгновения надо очень бояться, предупреждают. Страшное, почему? Потому что в этот момент (я чуть-чуть абстрагируюсь) он не отбрасывает тени. Мы не отбрасываем тени и поэтому в частности, не можем различить, где у нас перед, где зад при таком освещении. А сзади, как известно стоит кто-то с рожками и с копытцами. Вот стоять у стены или стоять спина к спине, защищая друг друга, это не только функционально, так сказать, некое действие, да? А ты не прикасаясь к ней, чувствуешь защищенность. И соответственно включенность в какое-то целое, в котором ты защищен. Это я к тому, что по другим источникам нечто известно, но это другая история, так сказать, что называется.


Александр Раппапорт: Я думаю, Олег Игоревич, что вы затронули здесь вопрос о критических точках субстанциональных сред, которые имеют некоторый вербальный аналог. Например, слово без-застенчивость точно описывает эту ситуацию.


Олег Генисаретский: Ровно как и застенчивость


Александр Раппапорт: Да.


Олег Генисаретский: Но опасное.


Александр Раппапорт: Да. Но это критические точки — они существуют. Отчасти наверное архитектура от них изолирует человека. Ну хотя бы приглашая под сень иприглашение оказаться под сенью эту беззастенчивость уничтожает онтологически.


Ксения Голубович: это удивительно, что мы действительно из архитектурных понятий выходим в какую-то естественную этику. Что в архитектуре есть какая-то естественная природная этика поведения...


RadioBlago: Ксения Голубович вновь предложила вернуться к сказанному автором и подчеркнула для себя как важное его слова о потери ощущения архитектуры как субстанциональности, которой является мир, о том, что архитектура — это не дома. Александр Раппапорт прокомментировал слова модератора следующим образом.


Александр Раппапорт: Недавно читал доклад... и возражал... кому-то принадлежащей фразы «практика критерий истины». Я говорю — практика может быть никакой ни критерий истины, это сама истина. Критерий — это теоретическая рефлексия практики. А практика А практика — это и есть сама истина. Вот жить в лесу — это практика. И эта практика содержит в себе всю полноту истины. Вы живете и ощущаете смысловое замыкание всех структур. Этот мир не разомкнут, он определенным образом благожелательно сомкнут над вами. Практика - есть истина и...


Олег Генисаретский: Александр Гербертович, можно я вас тут перебью? Потому что самая точка, я считаю. Жить в лесу с интернетом — это не то же самое, что жить в лесу без интернета.


Александр Раппапорт: Понимаете, это вульгарно,.... (смех)


Олег Генисаретский: В том-то и дело, в том-то и дело...


Александр Раппапорт: но это ко мне относится возражение, но не к практике жизни в лесу.


Олег Генисаретский: Ну разумеется.


Александр Раппапорт: Я-то конечно, как жалкое существо, я прицепился к интернету. Хотя, честно говоря, интернет в лесу выглядит иначе, чем в городе (смех)


Олег Генисаретский: Особенно если в каком-нибудь Национальном парке США — находишься на какой-нибудь полянке, а там розеточка.


Александр Раппапорт: Лес в лесу равнозначен перелету над моим хутором журавлей с криками. Откуда-то прилетели и орут благим матом. То же не в самом хуторе они живут. Они откуда-то в этом мире. Вот интернет превращается в нечто вроде птиц и облаков — они летают там вокруг, не разрушая полноты моих желаний и капризов, которые внутри этого леса меня могут посетить. Ну не знаю, я лучше сказать не могу. Может быть конечно и техника. Но в этом и смысл первых моих ответов. Что я думаю, что новая планетарное ощущение планетного существования всю планету превратит в этот лес. А Космос останется.. дальним родственником Интернета, который никогда в гости не приходит.


RadioBlago: Подхватив тему Космоса из речи архитектора участники дискуссии напомнили ему и собравшимся об утверждениях Раппапорта относительно планеты в целом и планетарном существовании человечества. Но автор блога вновь вернулся к теме, которую развивал в самом начале беседы, о непознанных возможностях мозга и интернете как средства общения всех со всеми.


Ксения Голубович: Одна из ваших идей состоит в том, насколько я понимаю, что сейчас человечество убедилось, что оно у него будет планетарное существование, но так сказать, оно остается на планете. Оно не улетит там осваивать другие миры. Мы остаемся на этой планете и таким образом это меняет наше самоощущение и наши планы на будущее.


Александр Раппапорт: Да, но планета заслоняется только мозгом. Нет ничего другого, что могло бы заслонить планету, кроме мозга.


Ксения Голубович: Заслоняется в каком смысле?


Олег Генисаретский: Ну защищается.


Александр Раппапорт: Нет, как-то так — отвлекает на себя, отвлекает переживания на себя. Если мы в будущем будем практиковать такую (как называется это...)Энцифалическую рефлексию?... То можно будет и забыть о прекрасных горах Китая, льдах Антарктиды или Арктики... Он заслоняет, он заслоняет, потому что он все время напоминает нам, что это он нам показывает, не само оно существует, а это он нам показывает. И мы вот этой демонстративной способностью мозга и инфантильной верой в планету вот будут какие-то новые, нам не понятные пока отношения, которые, я думаю, человечество научат …


Олег Генисаретский: Обязательно. Как вы начали: Все со всеми всеми возможными способами и так далее. Если мы будем умножать вот это «все», а это значит оно в конце концов указывает на полноту, а полнота с планетами однокоренные слова. И так сказать жизнь становится милой и приятно округлой такой вот.


Александр Раппапорт: Ну почему же? Она становится милой, приятной, но не лишенной темных черных дыр, темной материи. Темная матеря, вена, она существует, значит, она тоже теперь в мозгу она существует. У нас же не в онтологии астрономической, она в мозгу существует, где никто ничего не видел. Это не-интерпретируемость интерпретатора. Невидимость кинооператора, как бы я сказал. Зритель фильма не видит только кинооператора. Когда он видит кинооператора, он уже кино не видит. И вечная проблема.. нет, проблем у нас будет достаточно..


RadioBlago: Ксения Голубович уточнила у Александра Раппапорта, встречалось ли ему в наше время что-либо, что могло бы быть предвестником той архитектуры, о которой он грезит и которую себе воображает.


Александр Раппапорт: Ну конечно, найти можно элементы этого дела, но больше всего меня убеждает в этом тупиковость основных трендов современной архитектурной мысли, которая потеряв свой собственный предмет, обратилась к философии и науке. Вот как только в философии и науке будет пережевано и так сказать, низвергнуто, тогда очищен желудок, тогда снова все увидят эту альтернативу. Сейчас мы находимся под таким гипнотическим влиянием мысли, что наука и философия охватывает все мыслимое содержание для архитектуры, и ее технологии, ее внутренних потенциалов и интуиций, это очень трудно себе представить, но это время очень близко. Скука от современной архитектуры является самым мощным обещающим феноменом нашей жизни. Она станет настолько всем.. настолько надоест.. что за ней появится что-то другое. Вообще, роль скуки в этом смысле, креативность скуки недооценена, это гигантский потенциал.


Олег Генисаретский: Это здесь один призыв — спасение там, где страшно, да? И спасение там, где скучно.


Александр Раппапорт: Да, конечно. Скука самая живая вещь на свете.


Олег Генисаретский: И доступная.


RadioBlago: В завершении беседы и до того, как микрофон был передан в зал для вопросов слушателей, слово предоставили искусствоведу Зинаиде Стародубцевой, члену жюри Литературной премии Пятигорского. Она задала конкурсанту свои несколько вопросов, которые и составили заключительный блиц-опрос автора.


Зинаида Стародубцева: Почему для вас архитектурное образование связано с мобилизацией?


Александр Раппапорт: Я когда думаю, как можно изменить архитектуру в современным бюрократических социумах, вижу, что архитектура буквально схвачена, как цементом или морозами кристаллическими бюрократическими структурами. И в тих структурах нет никаких надежд ни на какие … изменения. Они очень мощные. Единственный элемент, в которой еще сохраняется какой-то элемент жидкости, инфантильности, это школа. Школа начальная. Там нет такой ответственности. Там нет прагматики достаточно сильно развитой, или может ее не быть во всяком случае. И там, я думаю, поэтому со школы может начинаться только реформы чего угодно. Но в школе нужны энтузиасты, нужны учителя, но кроме школы я не вижу точки, в каком могла бы начаться новая линия развития современной архитектуры.


Зинаида Стародубцева: Скажите, а что вас заставляет совершать такие маятниковые движения от истории архитектурной мысли к теории архитектуры?


Александр Раппапорт: Просто, по-моему, самый такой легкий способ коммуникативного оправдания своих предположений. Показать, что вот раньше этого не было, потом появилось, и появилось ненадолго. История служит, фактически, только одному развенчанию мнимых вечностей. Поскольку вечности нам нужны, конечно, а мнимые не нужны. То история, очень деликатно, нежными руками снимает с мнимых вечностей венец их вечностей, при этом их не убивая. А наоборот как детей, так сказать, гладя по головке. История в этом смысле очень интересная, очень живая.


Зинаида Стародубцева: Есть ли у вас собственная архитектурная теория?


Александр Раппапорт: Нет, у меня нет собственной архитектурной теории, я себя как теперь говорят позиционирую как человека, который пытается всех склонить отправиться за ее поисками. Мы должны сегодня искать... мы не знаем,ч то ым ищем, поэтому мы ищем только выхода. Мы не знаем, что будет после того, как мы выйдем из этого помещения, из этой темной комнаты, мы ищем выход, вы-ход. Выход — это нечто как бы негативно определенная субстанция, что-то там будет, но если не искать выхода. То ничего не будет.


RadioBlago: В следующей программе вы услышите заключительную часть беседы с архитектором, автором блога «Башня и лабиринт» Александром Раппапортом. На этом сегодняшний выпуск программы «Время культуры» подошел к концу. До встречи в лекционном зале!



Добавить комментарий:
Ваш e-mail не будет опубликован. Все поля обязательные

Имя:
E-mail:
Комментарий: