Год литературы в России продолжается, и в нашей программе снова выпуск о необычном издании. На этот раз речь пойдет о «Гостевых тетрадях Михаила Гробмана» издательства «Барбарис».
Михаил Гробман — одна из наиболее ярких фигур советского неофициального искусства конца XX века. Поэт, художник, он вместе с тем сыграл значительную роль в сохранении и осмыслении целого направления в нашей культуре, которое позже было названо второй волной Русского авангарда.
Современные полиграфические технологии позволили полностью скопировать раритетные советские школьные тетрадки, которые заполняли гости квартиры Михаила Гробмана и Ирины Врубель-Голубкиной в Текстильщиках в конце 60-х годов. Под словами «полностью скопировать» мы подразумеваем факсимильную печать, а это значит, в руках у читателей оказывается обычная тетрадь, в которой точно вчера кто-то оставил автографы: слова, пожелания, размышления, рисунки. Среди тех, кому хозяин квартиры предложил оставить несколько строчек на память, весь цвет московского андеграунда: художники, поэты, музыканты. Разбирая подписи к словам, понимаешь, что перед тобой настоящий срез истории культуры, только живой, дышащий, трепетный.
Руководитель «Барбариса» Ирина Тарханова рассказала нашему корреспонденту, что произведения эпистолярного жанра предоставляют для издательства наибольший интерес.
Ирина Тарханова: Вообще, у Барбариса такое особое внимание к дневниковому жанру. Я, как издатель и как редактор, и сама по себе Барбарис, очень люблю дневники, альбомы, все, что живое, все, что фиксирует время, все, что составляет какую-то уникальность каждого человеческого росчерка, каждого человеческого дыхания, слова. Мне это представляется безумно интересным. И вначале, когда начинался Барбарис, мне казалось, что я буду заниматься арт-дизайнерскими проектами, красивыми бумагами, в общем, такими артистичными изданиями. Но сейчас получается так, что это внимание перемещается на каких-то оригинальных личностей и сообщества этих людей. Людей, которые создают не пространство конфронтации, а просто свое отдельное пространство. Про людей, которые не могут жить иначе, они должны обязательно создать свой мир. И этот мир уникальный. Вот такой мир. Свой уникальный мир создали в свое время Ира Врубель-Голубкина и Михаил Гробман. И это мне безумно интересно. И я сейчас занимаюсь вот такими проектами, которые про уникальные миры, которые существовали параллельно. Параллельно с властью, параллельно с политикой, не на что не претендуя, ни с кем не споря. Просто они так жили, потому что они иначе не могут жить.
RadioBlago: В советские годы второй половины ХХ века очагами свободной не подцензурной культурной жизни стали небольшие частные пространства — квартиры. В четырех стенах на собственных квадратных метрах устраивали и концерты, и выставки, и дискуссии. О том времени рассказал нам художник, поэт и активный участник московского андеграунда Лев Повзнер.
Лев Повзнер: Когда говорят о московском андеграунде 50-60—х годов, всегда говорят, как о побудительных мотивах, причинах отношения художников с официальным искусством, властью и так далее. Это, конечно, было, но это было просто осознано художниками их отношения с властью, были осознаны ими постфактум. А настоящей причиной было то, что просто в силу изменений некоторых общественных условий в Москве появились альбомы, и иногда выставки. И наиболее свободные внутренне, раскованные, чуткие художники на это дело как теперь говорят, повелись. Потому что мы это все только предполагали как-то, мы знали, что где-то что-то есть, но никогда ничего не видели. Вы не представляете о плотности этого занавеса, который тогда был...
RadioBlago: Как известно, впервые железный занавес приоткрыли в 1957 году, когда в Москву приехал Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Более 30 тысяч участников из более чем 130 стран мира попали в Россию и дали новый импульс для изменения культурного ландшафта нашей страны.
Лев Повзнер: Московская подпольная живопись, тогда не было слова «андеграунд», тогда говорили «подпольные художники», еще говорили «левое искусство», даже не говорили «неофициальное», говорили «левое искусство», «подпольные художники», «подпольная живопись». Вот это были все определения. Их было очень мало этих художников, порядка трех десятков, все мгновенно друг друга узнали. Может там были кусты какие-то, когда люди и раньше были друг с другом знакомы. Потом повлияла вот эта выставка 57-го года в парке культуры на фестивале, там многие познакомились. Появились дома таких людей, как Саша Васильев. Он не был художником, не был писателей, он вокруг себя собирал людей. Была квартира Гробмана. Был куст на Кировской, где был Кабаков, Соостер и другие. Вот были такие группами. Но они все... это была диффузия. Людей было очень мало сначала. Все образовывалось стихийно и всеми силами пытались устраивать какие-то кустарные выставки. И мгновенно узнавали по телефону и все туда приходили. Это были выставки в институтах, у физиков Курчатова, в кинотеатрах, в фойе по договору с администрацией. Иногда какой-то деятель, типа Глейзера, устраивал там по договору в клубе Дружба, потом это мгновенно закрывалось, а он, опять-таки по договоренности, брал себе все эти работы. Тогда не работы ценились, а возможность выставить. Работ-то было у всех много.. на самом деле, это были сокровища..
RadioBlago: Издание гостевых тетрадей Михаила Гробмана подготовлено совместно с Государственным центром современного искусства. Именно в зале ГЦСИ в Москве состоялась презентация напечатанных рукописей. На стенде под стеклом лежали оригиналы листов из легендарных тетрадей, а на стенах висели подлинники произведений художников-нонконформистов из собрания музея. Ильи Кабакова, Юло Соостера, Михаила Рогинского, Владимира Яковлева, Бориса Турецкого, Виктора Пивоварова, Франциско Инфантэ и других, чьи автографы хранятся в одной из 18 тетрадей хозяев квартиры в Текстильщиках.
Российский искусствовед и художественный руководитель ГЦСИ #Леонид Бажанов подчеркнул в своем выступлении на презентации, как много может сделать один человек для развития и сохранения культуры целой страны.
Леонид Бажанов: Миша Гробман, тогда, давно, еще в период советской власти, советской идеологии, понимая, что бессмысленно действовать в русле этой идеологии, не то чтобы создавал ей альтернативу, он не полемизировал с этой идеологией, он создавал пространство своей культурной жизни, пытался создавать это пространство. И как мы, через многие десятилетия, уже сегодня, начинаем понимать, что это культурное пространство ему удалось создать. Эти тетради, которые представляются такой чепуховым междусобойчиком, почеркушечками друзей, которые зашли поговорить и показать венгерский альбом репродукции Сезана или Модильяни, или какую-то приобретенную в букинистическом магазине книжечку Зинаиды Гипиус, поговорить о ней, вдруг эти тетрадочки, эти альбомчики, кухонные разговоры стали превращаться в консолидирующую силу, культурную силу образования культурного сообщества Москвы и так далее. И вот усилия этого человека по прошествии десятилетий оказываются сопоставимыми с усилиями, например, Института теории и истории искусств при Академии художеств СССР или по усилиям Союза художников СССР. И так далее. То есть, с такими мощными институциями, мощными общественными организациями, поддерживаемыми государством, народонаселением, многочисленными десяти-стотысячными коллективами. Вдруг оказалось, что в истории отечественного искусства, в истории художественной культуры, усилия одного не очень высокообразованного, усилия человека, не имеющего таких фундаментальных, базовых образований, оказались чрезвычайно эффективными.
RadioBlago: Михаил Гробман в те годы был не просто участником, но и активным лидером, теоретиком, идеологом движения, которое он же в последствии назвал Вторым русским авангарМидом. В его доме собралась большая коллекция произведений советских художников, поэтов и писателей. В то время, когда многие из них не ценили свои работы, Михаил Гробман интуитивно и провидчески отбирал самое лучше, что позволило ему сохранить значительную часть творческого наследия нон-конформистов и написать развернутые статьи об искусстве того времени.
Леонид Бажанов: В коллекции Гробмана сегодня.. Миша Гробман живет в Тель-Авиве, в Израиле, довольно давно. Коллекция представляется удивительно содержательной, удивительно содержательной, российские музеи, собирающие коллекцию современного искусства, отечественного современного искусства могут позавидовать этой частной коллекции. Усилия по сопряжению, по консолидации отдельных героев художественной сцены Москвы, трудно сказать, с чем сопоставимы. Может быть с усилиями Георгия Дионисовича Костаки или Лени Талочкина, бог его знает! Не знаю, а может быть, и превышают, результативно превышают эти усилия. В любом случае, любой исследователь отечественной культуры сейчас знает, что именно в доме Миши Гробмана впервые встречались все исторические деятели отечественной художественной сцены. Все, как теперь говорят, звезды, лидеры, все, о котом сейчас издают книги и кому делают персональные выставки, все первые шаги или первые решения или ориентиры обретали, в том числе и там, в Текстильщиках, там, где они оставляли свои автографы в этих тетрадях (иронические автографы, а иногда вполне серьезные, этим надо заняться специально, отдельно).
RadioBlago: Как напомнил Леонид Бажанов, автографы в альбомах - это старинная русская традиция. С одной стороны, традиция культурного салона, с другой — традиция независимого андеграунда. Нередко домашние (так называемые) «почеркушки» становились изначальным импульсом больших творческих проектов.
Известный искусствовед, руководитель отдела междисциплинарных программ ГЦСИ Виталий Пацюков считает, что в этих записях сохранилось уникальное пронзительное чувство истории культуры.
Виталий Пацюков: Чудное ощущение!.. Вот простая книжечка вроде бы. Произносится «Текстильщики», произносится слово «Барбарис». Мощны эти скромные строчки.. а строчки Гробмана такие: читаю Аристофана, читаю Баратынского, читаю Марселя Пруста, читаю Кафку, пришел Волконский, композитор, говорили о Шонберге. Вот это удивительное состояние напряжения в простых фразах! Простая квартира, Текстильщики, маленький крошечный московский район, непонятный московский район, где действительно выстраивается не просто альтернативная культура, а культура, которая становится органической русской культуры. Это тоже самое, что зарисовки на полях у Александра Сергеевича Пушкина. Это удивительная экзистенция, где встречаются самые противоположные имени, где мы можем видеть, допустим, создание СМОГа, приходят Олейников и Губанов, приходит скромный учитель математики Мамлеев, читает свою прозу, приходит поэт Игорь Торинцев, читает поэзию, но это новая совершенно поэзия, которая формирует новую простую естественную культуру. Приходит Игорь Ворошилов, замечательный художник, кинематографист, разговаривают о Канте и о Гегеле. Приходит Николай Харджиев, Харджиев, который рассказывает о Малевиче и Михаиле Ларионове. Вот это удивительное чувство, уникальное чувство, пронзительное чувство истории культуры.
RadioBlago: Но издание было бы не полным без расшифровки всех сделанных от руки записей. К полученным текстам Ирина Тарханова добавила архивные фотографии и фрагменты из дневниковой книги Михаила Гробмана под названием «Левиафан». Как рассказала издатель, в именном указателе около 150 имен, и так как речь идет о сообществе, было важно показать сами тетради и расшифровать тексты, оставленные в них.
Ирина Тарханова: Всегда если есть возможность издать нечто факсимильное, ведь здесь речь идет о сообществе. Это даже не записки одного человека. Вы знаете, в именном указателе здесь около 150 имен. И многие из этих имен великие люди. В этих тетрадках Илья Кабаков, тот же Стейнберг, здесь вот, на этой выставке представлены люди, которые гости этих тетрадей, то есть Франциско Инфанте, Борис Турецкий, Владимир Яковлев, Виктор Пивоваров, Михаил Рогинский. Это все гости этих тетрадок и вот они великие всемирные художники сейчас. Также как сам Михаил Гробман. Я считаю, вот это сообщество, вот этих тетрадок каким-то очень важным островом, вот Миша это разглядел, это почувствовал, что вот эти люди, которые вокруг него собираются, которых ему удается вокруг себя сконцентрировать, устроить вот этот теплообмен, там ведь были не только художники, поэты и музыканты, там были интеллигентные люди, прекрасные и ученые, и философы, и какие-то математики, инженеры, люди, которые интересуются живым искусством. И ему удалось вот это все увидеть, вот это все собрать, и тетрадки это такая документация вот этого уникального сообщества, просто больше нет документации, но то есть еще дневники Миши... Я решила, что это будет очень интересный объем, когда я соединю тетради и дневники Миши. То есть, мы подобрали, не просто издали факсимильное, это самое простое. Мы сделали расшифровки всех этих записей. Они в тестовом виде, это очень большая работа, реально большая. И к каждому дню подобраны отрывки из дневников Миши. И получается, что это создает объем, понимаете, фотографии семейные, и это тоже мир, это тоже жизнь. И это тоже барбарисовая тема, мне интересны объемы, не просто текст, а текст с картинкой, фотографией, с каллиграфией, какой-то документацией.
RadioBlago: По словам Ирины Тархановой, в данном случае, речь идет о жизни реликтовых островков свободы, их неистребимости и способах существования. И это очень важная тема в наше время, считает издатель.
Ирина Тарханова: Сейчас вопросы личных свобод все-таки выходят на первый план. Насколько люди сейчас свободны, мы начинаем над этим задумываться. Мы идем в так называемых мейнстримах, или мы все-таки решаемся создавать свое пространство, как-то его охранять, не будучи в конфронтации ни с чем, а просто создавать свой параллельный мир. Какие-то маленькие сообщества, какие-то клубы, какие-то новые культурные пространства, где мы со всем своим сообществом, со всеми своими друзьями чувствуем себя уютно. Как писал Кабаков про дом в Текстильщиках, он писал, что Дом — это единственный способ нашего существования. Он называл это ом с большой буквы, дом Михаила Гробмана и Ирины Врубель-Голубкиной он считал таким способом существования. Действительно, люди грелись, они спасались там от безысходности, от одиночества, от внешней агрессии, они чувствовали там себя защищено, а человек нуждается всегда в защищенном пространстве. И такое культурное пространство, которое выстроил, например, Михаил Гробман, оно давало защиту.
RadioBlago: На презентации издания в ГЦСИ Виталий Пацюков обратил внимание собравшихся на то, что сейчас происходит, по его мнению, в культурной сфере и с человечеством в целом. Как считает искусствовед, выпуск подобных материалов равносилен возрождению памяти и всего того, что сегодня нас поддерживает и дает основания на дальнейшее существование.
Виталий Пацюков: В совершенно простых аскетических фразах раскрывается гигантская плотная культура. Та культура, которая позволяет Гробману впоследствии написать текст и назвать ее как Второй русский авангард, это может быть фраза мифологическая и тем не менее, она реальная. Это то, что сегодня нас поддерживает, дает нам основания для дальнейшего существования, то, что порождает совершенно новые формы языков, где появляется Кабаков, где появляется Булатов, и где действительно открываются сегодня наши надежды. Вот мы сегодня переживаем критическую точку, очень критическую точку и в этой критической точки есть глубина осознания самой точки и никогда новое не откроется, пока мы не испытаем бездну, пока мы не увидим самое дно. Вот это дно, атипичное состояние реальности, простой, самой простой реальности обнажается, уже казалось бы конец, но открывается действительно вечные структуры. И мой огромный поклон Ире Тархановой за извлечение этого архива. Причем этот архив ведь... каждый раз говорю, что мы живем в ситуации катастрофы, но в результате катастрофы выбрасываются нижние слои сознания. Катастрофы замечательны тем, что можно увидеть самые нижние слои сознания, архаические состояния, которые определяют актуальность культуры. И не случайно Малевич, который в своей первой книге пишет, обращаясь к Даниилу Хармсу, «идите останавливайте прогресс». Вот прогресс содержится в воспоминании, прогресс содержится в памяти. И еще раз спасибо, Ира, Вам за возрождение нашей памяти.
RadioBlago: Как выяснилось, Ирина Тарханова решила не останавливаться на записках сообщества Михаила Гробмана и сейчас готовит два новых издания подобного формата. Одно из них дневники Феликса Якубсона о близком круге дома поэта Леонида Аронзона и Риты Пуришинской. Другое — будет посвящено письмам художника и теоретика искусства Владимира Стерлигова, о котором мы много рассказывали в наших программах. Издатель поделилась своими планами на будущее и рассказала, почему для нее так важна эта деятельность.
Ирина Тарханова: Так получается, что сейчас Барбарис обращается к индивидуальности, к уникальности личности отдельной. И вот Стерлигов, который тоже в конце концов создал вокруг себя очень большой круг близких людей, создал школу. Это такой человек-легенда, человек-монумент, великолепный художник. Вот в 40-м году прошлого века он был никому не известен, и он только еще вернулся из лагеря, ему даже не разрешалось въезжать в город Ленинград, он жил за чертой, была такая определенная черта, которую человек не имел права приезжать. Но меж тем, люди приезжали и останавливались у друзей. И он влюбился. И вот этот Стерлигов, которого все знают, как монумент, как создатель школы Стерлиговской, вот такие нежные письма его к женщине, потрясающие. Письма, как шедевры эпистолярного жанра. Вот я хочу эти письма издать и приоткрыть немножко завесу того, что вокруг него происходило, с кем он общался. Что такое был предвоенный Ленинград 1940-го года. Как там жили художники, как они там существовали, как они потом пережили Блокаду, это очень интересно. Как люди оставались людьми в блокаду, это тоже отдельная тема, очень большая. Готовлю еще одну книгу по семейным архивам Феликса Якубсона, посвященным кругу Аронзона, кругу Риты Пуришинской и поэта Леонида Аронзона. Это поэт Григорьев, это художник Михнов, это режиссер Борис Понизовский, это такая ленинградская история, Владимир Эрль, литературовед очень известный. Вот это люди, которые были вокруг дома Леонида Аронзона и Риты Пуришинской. Вот мне это интересно, это сообщество тоже... Прежде всего, живая история, это какой-то живой разговор, живой открытый теплообмен. Когда его ощущаю, это самое приятное. Потому что, конечно, я получаю комплименты за свои книги, кто-то пишет какие-то статьи из журналистов. Вот в Барбарисе, когда я что-то издаю, я вижу от людей какой-то живой отклик. Вот живое электричество идет. Вот оно меня очень подпитывает и дает много сил.
RadioBlago: На этом программа «Время культуры» подошла к концу! До встречи в выставочном зале!
